Он пережил плен
Этот рассказ можно считать продолжением моего рассказа-подборки «Из рассказов военных лет».
Вот история младшего брата моей бабушки – матери моего отца – Фёдора Егоровича Завьялова (Феди). Красавец моряк отслужил 5 лет на Тихоокеанском флоте, отказался от предложений остаться на сверхсрочную и вернулся в родную деревню в Егорьевский район весной 1941 года. 22 июня 1941 застало Федю в Москве, в гостях у невесты. Речь Молотова он то ли не услышал, то ли не придал ей того значения, какое придало большинство народа. Через пару дней за ним приехал племянник Вася и сообщил, что военкомат давно разыскивает бывалого, обученного краснофлотца на предмет призыва в действующую армию. Так Федя Завьялов снова оказался на флоте – то ли на Балтике, то ли на Припятской флотилии в Западной Белоруссии. И уже в начале июля небольшой боевой корабль, на котором служил Фёдор, окружили немецкие катера и захватили вместе со всей командой. Военнопленных моряков через некоторое время поместили в один из лагерей на территории оккупированной Польши. Федя провёл в немецком плену более трёх лет, прошёл все тяготы и лишения вражеской неволи – голодал, болел, однажды при попытке побега (подошёл слишком близко к ограждению) получил пулю в плечо (метили в голову), выжил.
В конце 1944-го или в начале 1945-го Советская армия освободила район Польши, где содержался Фёдор. Бывших пленных начали проверять(традиционный вопрос-«почему не ушли на дно вместе с кораблём?»). Сейчас все знают, каково было отношение советской власти к своим военнослужащим, угодившим в плен, не будем обсуждать этот момент, примем его как данность. Фёдора и других его товарищей по несчастью отправляли в Йошкар-Олу, в лагерь фильтрации, откуда большая часть шла в ГУЛАГ либо в штрафбаты, некоторая – на расстрел, небольшая – домой, под надзор органов, и совсем незначительная – назад, в действующую армию. Случилось так, что местные женщины о многом знали – видимо, ранее какие-то партии освобождённых уже были отправлены из этих мест. Красавец Федя вызвал у полячек жалость и симпатию. Они перед отправкой выдали Фёдору несколько килограммов (2 или 5) плиточного шоколада («Пан, подкрепляйся, а то не доедешь»). Федя рассовал плитки по одежде, в рукава.
Состав тронулся. Путь был долог – около месяца. Кормили из рук вон плохо, было холодно (очевидно это была зима 44-45-го). Многие скончались в дороге или заболели. Федю выручил польский шоколад.
Случилось так, что состав с бывшими пленными следовал в объезд Москвы через станцию Егорьевск. Я не могу точно сказать, каким конкретно образом родня Феди узнала о его проезде через эту станцию. Отец как-то не совсем понятно сказал мне, что какой-то чин НКВД (видимо Егорьевского управления) был другом детства или юности Фединого племянника Васи, к тому времени тоже призванного в войска, но служившего в Егорьевске. В общем, Фёдора удалось из злосчастного эшелона изъять и переправить в родную деревню верстах в 20-ти от Егорьевска, где он оказался на каком-то полулегальном положении, и ко всему прочему после всего пережитого сломленным морально и психически.
В постоянном страхе перед возможными репрессиями, не имея никакого постоянного заработка (никуда не принимали), Федя заболел – у него начались припадки. Родные помогали, лечили, поддерживали как могли. В первой половине 50-х годов (между 1952 и 1957 гг.) Фёдор Егорович ушёл из этого мира.